В давние времена жил монах-отшельник. Однажды теплым весенним полуднем брел он по горной дороге и увидел, что под сосной, меж ее корней, свернувшись клубком, спит барсучонок.

Подошел монах поближе, смотрит, сладко спит барсучонок, только живот вверх-вниз ходит. И тут напало на монаха желание напроказить. Взял он в руки раковину, что висела у него на поясе, подкрался поближе и загудел, что было сил, барсуку прямо в ухо. Барсук перепугался, вскочил и пустился бежать, но прежде чем скрыться в чаще, обернулся и, сморщив мордочку, пристально взглянул на монаха.

— Вот умора, — воскликнул монах, и, схватившись за живот, расхохотался. И до того ему стало смешно, что даже слезы по щекам покатились.

Когда монах, наконец, успокоился, он продолжил свой путь к вершине горы. И вдруг, ни с того, ни с сего, солнце стало клониться к закату. Только что был полдень, а уже сумерки сгущаются. Что за чудо, — поразился монах, смотрит по сторонам, а все во мрак погружается, и уже такая тьма вокруг, что и кончика носа не видать. Раз ночь уже, нужно искать место для ночлега. А где же его найти в такой глуши?

Смотрит монах по сторонам и видит, вдали слабо мерцает огонек. Должно быть, в доме. Попрошу-ка я приютить меня на ночь.

Вокруг ни зги не видно, только этот огонек светится. Монах стал на ощупь пробираться вперед, то рукой за ветку зацепит, то ногой о кочку споткнется, но все равно идет к мерцающему огоньку. И тут стали до него доноситься странные звуки: то плач, то голос, распевающий сутры, то звон колокола. Не иначе, как похоронная процессия движется мне навстречу, решил монах.

Монах стал пятиться назад, а процессия вот-вот здесь будет. Делать нечего, решил он забраться на дерево и переждать.

А между тем похоронная процессия приблизилась к этому самому дереву и возле него остановилась. Монах увидел, как под деревом стали копать яму, в которую положили гроб. До его ушей вновь донеслись голоса, распевающие сутры, и процессия удалилась. Плохо дело, под моим деревом теперь лежит покойник, подумал монах.

Бежать нужно отсюда и побыстрее, решил он и стал, было, спускаться вниз. Но вдруг комья земли полетели из могилы, крышка гроба распахнулась, и покойник в белых одеждах вылез наружу. Выбравшись из ямы, он схватился за ствол дерева и стал карабкаться вверх.

Монах, ни жив, ни мертв от страха, цепляется за ветки и лезет все выше и выше. Тут покойник страшным голосом говорит:

— Погоди, монах, вот я до тебя сейчас доберусь, — и ловко карабкается вслед.

Монах поднимается все выше и выше, но тут холодная и гладкая, словно восковая, рука покойника дотронулась до его ноги. Монах завизжал от ужаса, схватился за тоненькую веточку, она хрустнула у него в руке, и монах полетел вниз.

— Ой, больно, больно, больно.

Монах кричал изо всех сил, а когда, наконец, рискнул открыть глаза, увидел, что все вокруг залито солнечным светом и вновь полдень.

Потирая ушибы, подрагивая, икая и прихрамывая, монах затрусил по дороге прочь от этого места.